I couldn't care less.
Попытка записать происходящее на работе сродни попытке заснять отдельный фотон.
Итак, на той неделе я вел тренинг, на котором 2 девочки внезапно разговорились и перестали слушать меня. Я их вежливо прервал - Excuse me, may I say a word - ответом на что мне было молчаливое “No”. То есть бля, она это “Ноу” произнесла беззвучно, губами. Соответственно никто ничего не слышал, и увидел это только я.
Я от такой наглости немного охуел, после чего сказал, что коль скоро эта хивря говорит “Ноу”, мой тренинг закончен, все свободны и могут выйти из аудитории.
После этого я написал сообщение своей непосредственной начальнице Тине с объяснением ситуации. Та сказала, поговорит. Поговорила, видимо, и вчера ею был вынесен вердикт: “Я у всех спросила, никто ничего не видел, эта девочка ничего такого не делала, тебе, наверное показалось."
То есть я порю хуйню.
Отлично. Достаю телефон, показываю сообщение от этой девочки (вот блядь, где начались эти ебаные бабские дрязги): “Извини, то, что я сделала, было грубо”. Спрашиваю: “Если ничего не было, и мне просто показалось, то за что тогда она прощения просит?"
Отвечает: “Не имею понятия, в этом сообщении слова “Ноу” нет, соответственно оно к делу не относится никак”. И продолжает: “Коль скоро ты въебал тренинг, ты его обязан отвести."
А вот теперь стоп: в контракте у меня не написано ни слова про то, что я должен вести какие-то тренинги. Как нет там и того, что я должен проводить собеседования с кандидатами относительно их приема на работу по Скайпу. Там так же нет положения о том, что я должен тренировать новых учителей, кто только устроился в эту конторы работать. Мне все это дополнительно не оплачивается никак, и делаю я это исключительно потому, что мне это очень просто. А вот именно этот тренинг был просто актом доброй воли с моей стороны, и я его никоим образом никому не должен.
Соответственно я говорю Тине примерно следующее: “Так как этот тренинг я по контракту делать не должен, мне он никоим образом дополнительно не оплачивается, как не оплачивается и подготовка к нему, можешь про него на следующий год забыть."
Потом иду в кабинет к самой главной, которая над Тиной, и объясняю ей всю ситуацию. Для того, чтобы до нее дошло, что такое желание помочь, и почему не стоит принимать его за само собой разумеющееся, привожу пример некого Тони.
Тони - чувак откуда-то из Африки по имени Барче Соломон Нгва. Первого декабря 2014 года нас обоих поставили на одинаковую должность, меня в этом учебном центре, его - в том.
Занимая ту же должность, Тони не проводит совещания, не посещает совещания, не делает тренинги, не разрабатывает программы, не проводит тренинги персонала и не проводит профориентацию нового педагогического состава.
Говорю главной, что не стоит заставлять меня делать то, что я начал делать сам по своей воле. И садиться мне на шею тоже не стоит.
Та начинает плакать.
Картина: Рождество, пятница, офис с прозрачными стенами. Сижу я, передо мной за столом сидит начальница и рыдает. Пиздец какой-то, не?
Начнем с того, что я не люблю плачущих женщин, ибо не знаю, что с ними делать. Вместе с тем я знаю, что весь этот плач есть ни что иное, как инструмент манипуляции. Типа, делай, как я сказала, а не то public humiliation тебе обеспечен. Соответственно я сижу перед ней и продолжаю ей объяснять: “Коль скоро мне не верят, считают, что я вру и порю хуйню, а потом заставляют меня делать то, что я делать не должен, пошли все эти тренинги нахуй - я буду вести себя как Тони и все прочие преподаватели, то есть помимо уроков в office time я буду спать, ковырять в носу, смотреть фильмы и пинать любые попадающиеся на моем жизненном пути хуи."
Она, не прекращая рыдать, говорит, что я ее очень расстроил тем что сравнил себя с Тони, что меня слишком легко обидеть, и что мы поговорим, когда она успокоится, то есть часа через три.
Три часа спустя я, отведя три урока подряд, снова появляюсь у нее в кабинете. Она уже не плачет. Но близка к тому. Но не плачет. Держит себя в маленьких волосатых руках. ОК. Начинается разговор по душам. Говорили мы о том, что раскисать не стоит; что она ошибочно думала, что я отменил все тренинги и все свои планы на следующий год; что мы здесь работаем потому что работа сама по себе интересная; что “sorry” должно быть достаточно для того, чтобы забыть все обиды и начать любить друг-друга снова; о том что кто-то там увольняется, и Тину заменить некем; что я не вкладываю в работу эмоциональный компонент, хотя ошибочно кажется, что я всех вокруг ненавижу… Короче, я попал (опять) в типичную бабскую соплемесилку.
Насчет Тони мне было сказано, что зарплата у него поменьше, чем у меня. Честно, я не верю и хочу узнать. Насчет отмененного мной тренинга и отношения ко мне со стороны непосредственного начальства не было сказано ни слова.
Мы разошлись, довольные друг-другом, я опоздал на тренировку и понял, что работать в змеюшнике мне чем дальше, тем противнее, а также то, что мне стоит написать пост о моем отношении к работе (в коллективе) против отгошения к работе (в коллективе) китайцев.
Итак, на той неделе я вел тренинг, на котором 2 девочки внезапно разговорились и перестали слушать меня. Я их вежливо прервал - Excuse me, may I say a word - ответом на что мне было молчаливое “No”. То есть бля, она это “Ноу” произнесла беззвучно, губами. Соответственно никто ничего не слышал, и увидел это только я.
Я от такой наглости немного охуел, после чего сказал, что коль скоро эта хивря говорит “Ноу”, мой тренинг закончен, все свободны и могут выйти из аудитории.
После этого я написал сообщение своей непосредственной начальнице Тине с объяснением ситуации. Та сказала, поговорит. Поговорила, видимо, и вчера ею был вынесен вердикт: “Я у всех спросила, никто ничего не видел, эта девочка ничего такого не делала, тебе, наверное показалось."
То есть я порю хуйню.
Отлично. Достаю телефон, показываю сообщение от этой девочки (вот блядь, где начались эти ебаные бабские дрязги): “Извини, то, что я сделала, было грубо”. Спрашиваю: “Если ничего не было, и мне просто показалось, то за что тогда она прощения просит?"
Отвечает: “Не имею понятия, в этом сообщении слова “Ноу” нет, соответственно оно к делу не относится никак”. И продолжает: “Коль скоро ты въебал тренинг, ты его обязан отвести."
А вот теперь стоп: в контракте у меня не написано ни слова про то, что я должен вести какие-то тренинги. Как нет там и того, что я должен проводить собеседования с кандидатами относительно их приема на работу по Скайпу. Там так же нет положения о том, что я должен тренировать новых учителей, кто только устроился в эту конторы работать. Мне все это дополнительно не оплачивается никак, и делаю я это исключительно потому, что мне это очень просто. А вот именно этот тренинг был просто актом доброй воли с моей стороны, и я его никоим образом никому не должен.
Соответственно я говорю Тине примерно следующее: “Так как этот тренинг я по контракту делать не должен, мне он никоим образом дополнительно не оплачивается, как не оплачивается и подготовка к нему, можешь про него на следующий год забыть."
Потом иду в кабинет к самой главной, которая над Тиной, и объясняю ей всю ситуацию. Для того, чтобы до нее дошло, что такое желание помочь, и почему не стоит принимать его за само собой разумеющееся, привожу пример некого Тони.
Тони - чувак откуда-то из Африки по имени Барче Соломон Нгва. Первого декабря 2014 года нас обоих поставили на одинаковую должность, меня в этом учебном центре, его - в том.
Занимая ту же должность, Тони не проводит совещания, не посещает совещания, не делает тренинги, не разрабатывает программы, не проводит тренинги персонала и не проводит профориентацию нового педагогического состава.
Говорю главной, что не стоит заставлять меня делать то, что я начал делать сам по своей воле. И садиться мне на шею тоже не стоит.
Та начинает плакать.
Картина: Рождество, пятница, офис с прозрачными стенами. Сижу я, передо мной за столом сидит начальница и рыдает. Пиздец какой-то, не?
Начнем с того, что я не люблю плачущих женщин, ибо не знаю, что с ними делать. Вместе с тем я знаю, что весь этот плач есть ни что иное, как инструмент манипуляции. Типа, делай, как я сказала, а не то public humiliation тебе обеспечен. Соответственно я сижу перед ней и продолжаю ей объяснять: “Коль скоро мне не верят, считают, что я вру и порю хуйню, а потом заставляют меня делать то, что я делать не должен, пошли все эти тренинги нахуй - я буду вести себя как Тони и все прочие преподаватели, то есть помимо уроков в office time я буду спать, ковырять в носу, смотреть фильмы и пинать любые попадающиеся на моем жизненном пути хуи."
Она, не прекращая рыдать, говорит, что я ее очень расстроил тем что сравнил себя с Тони, что меня слишком легко обидеть, и что мы поговорим, когда она успокоится, то есть часа через три.
Три часа спустя я, отведя три урока подряд, снова появляюсь у нее в кабинете. Она уже не плачет. Но близка к тому. Но не плачет. Держит себя в маленьких волосатых руках. ОК. Начинается разговор по душам. Говорили мы о том, что раскисать не стоит; что она ошибочно думала, что я отменил все тренинги и все свои планы на следующий год; что мы здесь работаем потому что работа сама по себе интересная; что “sorry” должно быть достаточно для того, чтобы забыть все обиды и начать любить друг-друга снова; о том что кто-то там увольняется, и Тину заменить некем; что я не вкладываю в работу эмоциональный компонент, хотя ошибочно кажется, что я всех вокруг ненавижу… Короче, я попал (опять) в типичную бабскую соплемесилку.
Насчет Тони мне было сказано, что зарплата у него поменьше, чем у меня. Честно, я не верю и хочу узнать. Насчет отмененного мной тренинга и отношения ко мне со стороны непосредственного начальства не было сказано ни слова.
Мы разошлись, довольные друг-другом, я опоздал на тренировку и понял, что работать в змеюшнике мне чем дальше, тем противнее, а также то, что мне стоит написать пост о моем отношении к работе (в коллективе) против отгошения к работе (в коллективе) китайцев.